Севера земли метелями пляшут,

Сумрак приходит за зимней зарей.

Счастье одно здесь: седлай Рапидаша,

Мчись по снегам, презирая покой.

Скачки азарт, ощущенье свободы,

Вдаль поскорей от превратностей дня!

Сизого неба тяжелые своды

Не омрачат этой скачки огня.

Вдаль поскорей, нам мгновенья погони

Счастье заменят житейских забот.

Пусть же метель завывает и стонет,

Путника с цели она не собьет!

Где-то вдали неприступной громадой

Скалы подобно титанам стоят.

Прочь поверни, здесь достаточно взгляда,

Чтобы тоскою затмился сей взгляд.

Рвется обратно скакун искрометный,

Время вернуться в родные края.

Стелется снег, как льняные полотна

В скучном, но славном кругу бытия.

***

Скалы далекие, снежные скалы,

Скалы, что тайн и загадок полны.

Там, где недавно метель бушевала,

Вскоре наступит пора тишины.

Пики гряды Заполярного края

Ввысь вознеслись не из чрева земли.

Снегом и льдом здесь ветра, завывая,

Вместе построили сей монолит.

Долгое время, огромны и страшны,

Необитаемы были они.

Но и на самых заброшенных башнях

Все ж ногда зажигают огни.

И из далекого края изгнанник

К скалам за властью суровой пришел.

Старец с брадой из кристаллов стеклянных

Местью за юность в скитаньях был зол.

Грозный Цунбэа, Владыка Метели,

Вьюги и ветры вздымал над собой,

Чтобы бураны стонали и пели

Ночью полярной в пустыне седой.

Годы промчались и ярость остыла,

Вновь омертвела Цунбэа гряда.

Только не дремлет могучая сила,

И не спешат уходить холода.

Что же - добра не видать этим скалам?

Злу быть приютом теперь их удел?

Пусть же в них мрака скрывалось немало,

Пусть ими деспот жестокий владел,

Чудо свершилось Рождественской ночью...

Где-то вдали угасала звезда.

И средь ветров, дувших что было мочи,

Светом её озарилась гряда.

Свет сквозь кристаллы дробился слезами,

Блики плясали по льдам и снегам,

Словно в навеки покинутом храме

Колокол пел, оживляя сей храм.

И надо льдами окованной гладью

Света лучи воедино сплелись.

И замерцало скал снежное платье,

И заискрилась небесная высь.

И появилась из этого света,

Дара навеки угасшей звезды,

Та, что, лучами её отогрета,

Мир и добро принесла в эти льды.

Танцем чудесным она увлекала

Тех, кто в ущелье нашел свой приют,

Тех, что Цунбэа пленил в своих скалах,

Тех, что поныне в сих скалах живут.

Хмурый Фуридзио, гранью играя,

Вторил движению быстрому той,

Даже метель, вечно мерзлая, злая,

Вмиг затихала пред чудной красой.

И из норы очень робко, пугливо,

Танец смотреть выходил Кумасюн.

Ярко блистала пурпурная грива,

В танце кружилась Принцесса Суйкун.

Только не долго продлилось то чудо,

Мрак пересилил трепещущий свет.

Но не погиб он, лишь скрылся оттуда,

Вдаль ото тьмы он унес свой секрет.

На глубине под озерной равниной

Дремлет спокойно Суйкун до поры.

Время, хоть, кажется, тянется длинно,

Быстро летит в гулких недрах горы.

И каждый год в Рождество, до восхода,

Вновь оживает подножье гряды.

Мрачная сразу светлеет природа,

Тронута даром угасшей звезды.

В эти мгновенья Цунбэа суровый

С горной вершины роняет слезу.

Сам Артикуно здесь снова и снова

Машет крылом, разгоняя грозу...

Бури метели, безжизненны дали...

Всех их, увы, не дано превозмочь...

Только на свете найдется едва ли

Время чудней, чем Полярная Ночь.